Даследчая дзейнасць

ОЧЕРК «ДЕТИ МИРА О ДЕТЯХ ВОЙНЫ»

ОЧЕРК «ДЕТИ МИРА О ДЕТЯХ ВОЙНЫ»

ПОСВЯЩАЕТСЯ МОЕМУ ОТЦУ – САСУНКЕВИЧУ ВАСИЛИЮ АНТОНОВИЧУ

Лаготина Наталья Васильевна, заместитель директора по воспитательной работе

Сейчас всё чаще говорят о детях войны. Мой отец, Сасункевич Василий Антонович, относится именно к тому поколению, чьё детство выпало на годы военного лихолетия, послевоенного голода и разрухи. В свою очередь его отец, Сасункевич Антон Тимофеевич, был непосредственным участником Великой отечественной войны. Дед дошёл до Берлина. И в качестве трофея привёз из Германии скрипку. У нас в доме сохранилась фотография, где я, трёхлетняя девочка, играю с той самой «трофейной» скрипкой. Сейчас часто думаю: зачем дед, который и читать-то умел едва ли, не то, что на скрипке играть, привёз её из Берлина?

С детских лет мне было очень интересно слушать рассказы отца о войне, о послевоенном времени. В нашей семье, к примеру, очень гордились тем, что в Музее Великой Отечественной войны в Минске в одном из выставочных залов находится пушка, сделанная братом моего деда. И когда нас впервые повезли на экскурсию в музей, я ехала лишь с одной целью: увидеть эту пушку, похвастаться всем: смотрите, мол, это сделал мой родственник.

Также семейной традицией была для нас ежегодная поездка в день 9 Мая в Хатынь и на Курган Славы. В память врезался 5-километровый участок дороги на Хатынь с «верстовыми» плитами. 5 км, 4 км, 3 км, 2 км, 1 км… И предчувствие чего-то горестно-торжественного, даже таинственного.

После одной из таких поездок я узнала от папы, что в его военном детстве тоже был случай, когда всех жителей их деревни Рованичская Слобода погнали в д. Забашевичи Борисовского района. Люди шли пешком, а моего отца, которому в то время было около трёх лет, и ещё нескольких детей везли на тачке. И тащить эту тачку помогал… немец. Когда добрались до Забашевич, всех согнали в сарай, продержали полдня, покормили какой-то баландой и отпустили. Почему? Папа до сих пор не знает ответа на этот вопрос.

Когда война закончилась, отец вместе с родителями и старшими сёстрами жил в землянке. В землянках тогда жили почти все. Ели мёрзлый картофель, который собирали в поле даже зимой, лебеду, крапиву. Вместо сахара – сахарин. Папа говорит, что сахарин гораздо слаще сахара.

В те первые послевоенные зимы очень зверствовали волки. Случалось, нападали на собак. А дети, которые ходили в школу, что была за деревней, в начале леса (сейчас на месте первой послевоенной школы – памятный обелиск), ждали по несколько часов, не дойдя до школы метров 50, потому что дорогу с обеих сторон преграждали волки. И покидали они свой «пост» лишь часам к одиннадцати. Не было у детей войны ни одежды добротной, ни обуви. Кто в маминых туфлях, кто в лаптях, но в школу шли. Был один ученик, который по дороге в школу останавливался через каждые метров двадцать, чтобы снять шапку и погреть в ней босые ноги…

Сейчас всё это кажется непостижимым, ужасным. А тогда, в моём счастливом мирном детстве всё воспринималось, как увлекательный папин рассказ. И лишь сейчас я понимаю, не будь войны, не заболел бы мой отец менингитом, последствия которого – полнейшая глухота. Не было бы войны, значит, не было бы болезни. Не было бы болезни, поступил бы «золотой» мальчик в Ленинград (ведь вызов из тамошнего радиотехнического техникума уже пришёл). Но папа смотрит на это по-философски: есть судьбы, куда война внесла ещё большие коррективы. Он не был угнан, вернулся с войны отец, рядом мать, сёстры и … мир. И счастливое, несмотря на все лишения и невзгоды, детство.

Как правы люди старшего поколения, говоря «Только бы не было никогда войны». (Видимо, нам, молодым сложно понять, что можно мечтать не о деньгах, власти, богатстве). Как же им, тогда молодым, хотелось жить, любить, растить детей. Как же им, тогда ещё детям, рано пришлось повзрослеть, узнать, что такое смерть, голод. Понимать начинаешь это лишь тогда, когда сам становишься отцом, мужем, матерью, женой. Когда есть, кого терять.

Каждый год 9 Мая во всех уголках нашей Родины чествуют ветеранов, тех, кто отдал за наше мирное детство, за нашу мирную жизнь своё здоровье, свою жизнь. Это – наши деды. Благодарность за их подвиг неизмерима. А ещё есть те, кто просто выжил, смог выдержать весь этот ужас, кто ждал своих отцов с фронта, кто затем подарил нам жизнь. Это – дети войны, это – наши отцы. Низкий поклон им также…

разгарнуць » / « згарнуць

ЦИКЛ ТЕКСТОВ ПЕСЕН «ПОМНИ О ВОЙНЕ!»

разгарнуць » / « згарнуць

ОЧЕРК «Я О ВАС НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ»

разгарнуць » / « згарнуць

«…Война в каждом доме оставила след,

Не зря ведь девятого мая

В каждой семье спустя столько лет

Сквозь слёзы войну вспоминают…»

Ф. А. Бляхник

Тысяча четыреста восемнадцать дней и ночей бушевал огонь Великой Отечественной войны, убивая людей и уничтожая всё, что было создано их трудом. Десятки миллионов сыновей и дочерей потеряла наша Родина-мать. Нет семьи, которой бы не коснулась война. Чем измерить глубину утраты и силу нашей скорби? Даже теперь, шестьдесят пять лет после Победы, жёны ждут мужей, дети – отцов. Память и надежда…Они живут всегда с нами и в нас.

Не обошла стороной война и нашу семью. Мой прадедушка Мурашко Василий Логвинович и прабабушка Мурашко Мария Ульяновна жили в деревне Паненская Дрехча. Дедушка работал председателем колхоза. Был коммунистом. В августе 1941 года немцы ворвались в деревню. Дедушку допрашивали, потом избили до полусмерти, выкололи глаза, а на спине – звезду и бросили в поле. Ночью бабушка с соседом нашли тело и похоронили. У деда осталось четверо малолетних детей. Старшему было четырнадцать лет. Через несколько дней на повозках всех подростков из деревни, в том числе и старшего сына дедушки, угнали в Германию.

Прабабушка осталась одна с тремя детьми. Жить пришлось в землянке. От холода заболела десятилетняя девочка. Вскоре она умерла. А ещё через некоторое время всех жителей деревни угнали в д.Забашевичи Борисовского района. У бабушки на руках была маленькая годовалая дочка. Она плакала от голода и холода. Возле сарая стояли немцы. Один из них пожалел мою прабабушку с детьми и сказал: «Матка, уходи в болото!» Несколько дней и ночей она пробиралась по болоту в свою деревню.

Выжила. Вырастила троих детей, воспитала их хорошими людьми. Пока была жива прабабушка, на доме висела пятиконечная звезда как напоминание о том, что в этой семье кто-то не вернулся с войны.

Наша семья хранит единственную фотографию прадедушки. И как зеницу ока бережёт драгоценный листочек пожелтевшей бумаги, на котором написаны слова: «Знай, Мария, что я до последнего дыхания буду помнить тебя и всю нашу семью. Я о вас никогда не забуду». Эти слова глубоко ранят душу. Вместе с этим листочком, вместе с этими словами моя прабабушка через всю свою жизнь пронесла скорбь, боль и любовь к мужу.

Война… Она унесла миллионы жизней. На оккупированной территории царил жестокий режим, создавались фашистские лагеря смерти и гетто. Повсеместно проводились аресты и расстрелы граждан.

Для поддержания и укрепления режима гитлеровцы привлекали «листные» кадры. Они брали к себе на службу бывших кулаков, уголовников, предателей. Никаких законов, защищающих жителей от произвола фашистов и их пособников, не существовало. «Рабы должны только работать». Повсеместно для граждан была введена трудовая повинность. рабочий день длился четырнадцать – шестнадцать часов в сутки. Лиц, уклонявшихся от работы, отправляли в каторжные тюрьмы или на виселицу.

Четыре года грабежа и насилия… Угон на работу в Германию стал частью немецко-фашистского оккупационного режима. Используя войска и полицию, оккупанты устраивали облавы и угоняли в Германию сотни тысяч советских людей, проявляя при этом невиданную жестокость и произвол.

Когда об этом страшном и одновременно героическом времени я слушаю от своей бабушки, мне вспоминаются слова Роберта Рождественского:

«Люди! Помните!

Какой ценой завоёвано счастье!

Пожалуйста, помните!»

Трудно досталась победа нашему народу. Цена её велика. Поэтому забыть о великом подвиге народа нельзя.

Иногда слышу, что эта победа была напрасной. Это выгодно тем, кто хочет, чтобы мы забыли о тех зверствах, которые навсегда останутся на совести фашистов. Прости их, Господи, ибо не ведают, о чём говорят!

разгарнуць » / « згарнуць

ДОЛГИЕ ВЁРСТЫ ВОЙНЫ

разгарнуць » / « згарнуць

Воспоминания ветерана войны Левченко Анатолия Александровича,

сохранённые его супругой, Левченко Евгенией Станиславовной

Войну я встретил 22 июня 1941 года на западной границе в районе Полоцка. Война не церемонилась с нами и не дала особо подготовиться: мы еще не доехали на поезде до места, а на эшелон посыпались бомбы. Все стали разбегаться и прятаться: кто в чистом поле, кто под вагонами. Мы с другом, никогда не участвовавшие в боях, увидев самолеты, решили спрятаться под крышей вокзала, стоящего неподалеку. Глупые, не знали еще, что самолет как раз в здания метит. Повезло, что не успели добежать, упали по дороге. Грохнула бомба… нас засыпало землей … поднимаемся и не узнаём друг друга, настолько побелели от испуга …
Начало войны было временем мучительного и унизительного отступления советской армии. Превосходство у немцев - огромное. У нашей армии в то время снабжение было скудным: автоматов почти не было, только винтовки и гранаты – ими и отбивались, как могли. И отступали, отступали… Особенно бессилие и обида ощущались при встрече с вражескими самолетами - бомбардировщиками “Юнкерс-87” и “Юнкерс-88”. Их нам с земли невозможно было поразить. Они пикировали, разбрасывали бомбы, пускали их цепочкой до земли, а истребитель не гнушался гоняться даже за одним солдатом, пока не убьет. А еще появлялся вражеский самолет-разведчик, который долго и мрачно кружил над землей, высматривая добычу.
Отступали до Москвы, но отступали с боями, отстаивая каждую пядь земли. Пустошка, Невель… У Великих Лук попали в окружение. Мне повезло, что я был ранен только в руку. Госпитали были разгромлены, большое число раненых, которых не на чем было вывозить, умирало от ран. Многие из наших боялись попасть в плен, особенно партийные. А я был комсомольцем, но думал: живым не сдамся! Гранату всегда с собой носил. Комсомольский билет пронес через всю войну и до сих пор храню, наверное, он стал для меня каким-то особенным символом чести.

Разрозненным частям нашей дивизии все-таки удалось выйти из окружения. Я организовал оборону; отразив несколько атак врага, мы подбили немецкий танк. За это сражение я получил самую дорогую для меня награду - медаль “За отвагу”.
В начале зимы наша дивизия была брошена на защиту осаждённой столицы. Немецкие войска уже выдохлись, мы имели некоторое превосходство и наступали. Мороз жуткий. Но мы, сибиряки, к холодам привычные. Бои были страшные! И под Москвой Германия потерпела первое крупное поражение в этой войне. Победа над врагом, который уже завоевал почти всю Европу, развеяла миф о его непобедимости и вселила уверенность: мы можем побить немецкие войска!
После Московской битвы наши дивизии были переправлены на Украину, под Харьков. На прорыв. Воевали 3 месяца: держали оборону, потом наступали. После освобождения Кривого Рога нашу дивизию стали называть “криворожская”.
Форсировали Днепр и 20 августа 1942 года окружили немцев в районе Яссы-Кишинев. Был приказ – уничтожить врага! Здесь сгруппировались более 30 немецких и румынских дивизий. Криворожская дивизия была на центральном участке фронта. В результате этой грандиозной операции фашисты были разбиты, а советские войска совершили прорыв в Румынию.

Не буду кривить душой – страшно бывало на войне. Особенно, когда затихал бой. На фронте тишина не привычна. На фронте привыкаешь к войне: стрельба идет - обычное дело. А когда тихо, все спокойно, сердце сжимается - значит, что-то замышляется. Тут-то и важно пересилить свой страх, не смалодушничать и сохранить выдержку.
Помню, был бой. Тысячи немцев кричали “ура!”, стреляли из всех видов оружия и наступали. Все потонуло в едином гуле орудийных залпов. Вдруг затихло... Немного позже я пошел посмотреть на поле брани. Тишина, только ветер завывает. Смотрю, что-то вдали мельтешит. В сознании промелькнуло: наверное, немец, сейчас стрелять будет… Но в ответ - тишина, а не выстрел; и только слышен неистовый стук моего сердца. Решился подойти. В окопе лежало тело немца, а его оторванная голова - на пустыре. И ветер безразлично раздувал его длинные рыжие волосы. Как-то врезался в память этот случай. Конечно, видел тысячи и пленных, и убитых, но почему-то особенно запомнились те минуты ужаса ожидания смерти и эти развеваемые ветром волосы уже бездыханного врага.

Переправились через Дунай… С румынами и болгарами нашей части не пришлось воевать. Немцы убегали.
Югославия встречала нас радушно, с транспарантами “Да живео Сталин, Тито!” – “Да здравствует Сталин, Тито!” Значительную поддержку оказали югославские партизаны, с которыми мы проводили многие совместные операции. Они нас, как братьев, везде встречали, называли “братушки” и просили пилотку или красную звездочку в качестве сувенира подарить. С ними взяли Белград. В старом учебнике по истории есть картинка: группа солдат с офицерами идут по улице Белграда. Так в этой группе, на этом снимочке, был и я…
Немецкие войска отстаивали Будапешт изо всех сил: захват венгерской столицы открывал путь советским войскам на Австрию и Германию. Кроме того, венгерские нефтеносные районы были для неё одним из наиболее крупных источников горючего. Бои шли за каждый дом. Немцы даже бросали листовки: “Жукова в Берлин пущу, но Толбухина в Дунае утоплю”. В ходе ожесточённых боев в феврале 45-го Будапешт был взят.
Недалеко от Вены в австрийском промышленном городе Грац я закончил воевать. Была весна… И до сих пор её запах напоминает те памятные дни ликования и гром салютов победы.

На войне меня не раз спасало предчувствие. Помню, наступали под Ржевом, в Пульниково. Пехота вперед пошла, а мы, связисты, в окопах поодаль засели. Бой, который шел в километре от нас, вдруг затих. Мне стало как-то не по себе от тяжелого предчувствия, и я увел свой отряд. Тут налетели самолеты и размесили окопы, в которых мы несколько минут назад сидели. Что мне помогло тогда, не знаю. Ни в какого бога я, конечно, не верил – был рьяным комсомольцем. Хотя, мать мне потом признавалась, что каждый день молилась за меня…
Сегодня много придуманного о войне. Говорят даже, что и воевали не так, что надо было оружие повернуть против Сталина. Но не о политике мы думали, когда шли в бой. Война была великой школой испытания всех сил народа, и мы выдержали экзамен и одержали победу над сильным врагом.
Я часто выступаю в школах перед учениками. До детей порой доносят не ту и не всю правду о войне. Ничто не может заменить им живой рассказ фронтовика. Зачем я это делаю? Наверное, хочу, чтобы они помнили о бессмертном подвиге своих дедов и в нужный момент сами не побоялись защитить свою Родину...
Если человек делает доброе дело для себя, оно и умрёт с ним, а если он делает для людей, то оно будет жить вечно!

разгарнуць » / « згарнуць

ШЕСТЬ ДНЕЙ ВОЙНЫ

разгарнуць » / « згарнуць

Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны

Петрашкевича Станислава Казимировича

Это произошло 9 августа 1943 года. Мы бомбили железнодорожную станцию. По нам били зенитки, и я думаю, что в воздухе были немецкие истребители. Я не знаю, кто конкретно нас сбил, но мы загорелись и начали падать. Самолёт наш упал в районе железнодорожной станции Карачев. Я и лётчик-лейтенанат Раденко Павел вылезли из самолёта, стоящего вверх хвостом, опросили друг друга, не ранены ли и, убедившись, что нет, решили уходить от самолёта. Начали снимать комбинезоны… Он снял быстро и стал меня торопить, а я всё никак не мог снять свой комбинезон. Когда наконец снял, нашёл сумку, отстегнул компас и направился ползком догонять лейтенанта. Но так как была ночь, я не мог его найти. И все мои попытки найти моего командира ночью были безуспешны. Так я бродил, пока не вышел на железнодорожную станцию и хотел пересечь пути, чтобы выйти на северную сторону, где лес. Но сделать это мне не удалось, я заметил часового. Я опять стал искать командира, часто передвигаясь ползком, боясь привлечь внимание людей, разговор которых я временами слышал. Это был немецкий говор. И вот ползу я и вижу, что в полный рост идёт на меня человек. Я его подпустил, резко поднялся и громко спросил, кто идёт, он по-немецки ответил: «Хальт!». В ответ на это я выстрелил в упор и, резко развернувшись, побежал куда-то.

…Рассвело… Я спрятался в высокой траве придорожной канавы. Там провёл первый день. По дороге то и дело проезжали мотоциклы с колясками, в которых сидели немецкие автоматчики. К счастью, они не замечали меня. Так я пролежал до темноты. Ночью, выбравшись из канавы, осторожно вышел из города и направился на восток, определив направление по компасу. Линия фронта была в районе железнодорожной станции Нарышкино, что в 50 км от города Карачев и около 30 км от Орла. Я знал, что Орёл освобождён, и «наши» наступают на Брянск. Поэтому шёл навстречу линии фронта, в надежде её пересечь и оказаться у своих. Подошёл к краю большой ямы, это была воронка от большого снаряда. Я решил второй день просидеть в этой воронке. Накануне весь день и всю ночь моросил мелкий дождь, я весь промок и, забравшись в эту яму, устроился на солнышке, чтобы просохнуть и отдохнуть. Незаметно уснул… Проснулся от слабого удара и, осторожно приоткрыв глаза, увидел на краю этой ямы человека в немецкой военной форме, который, как я подумал, и бросал в меня камнями. Я притворился мёртвым. Тогда он нашёл большой камень и бросил в меня. Я плотно закрыл глаза, решив, будь, что будет. Камень оказался песчаным и, попав мне в лоб, рассыпался. Я подождал чуть-чуть, пока песок просыпался мимо глаз и, приоткрыв осторожно глаза, увидел, что немец, отряхнув руки, пошёл прочь. Пролежав так ещё некоторое время, дождался наступления темноты и, выйдя из этой воронки-ямы, пошёл дальше на восток. Вышел на скошенный участок пшеницы, набрал колосьев в карманы и был рад, что есть, что пожевать.

Третий день я пролежал просто в поле. Колосья в карманах ещё были. Наступила ночь, и я опять пошёл на восток. Наступал четвёртый день, я оказался у стогов сена. Залез в один из них и незаметно уснул. Разбудил меня обстрел этой местности с нашей стороны. Видимо, подумал я, рядом линия фронта, и не ошибся. Кончился четвёртый день. Ночью я вылез из копны и решил проверить, что впереди. Передвигался ползком. Оказалось, что я вплотную приблизился к линии фронта. Окопы были рядом, и я чётко наблюдал, как на подводе и пешком передвигались на запад люди.

Наступил пятый день. И вот тут-то я точно понял, что нахожусь на передовой. Я продолжал прятаться в копне. Вдруг услышал разговор на немецком языке. Увидел двоих приближающихся к «моей» копне. Подошли и стали брать сено в том месте, где была моя голова, а один даже опёрся на моё правое плечо. Ну, думаю, всё… Держу пистолет наготове и думаю, если заметят, то буду стрелять (может быть глупо, но я так думал и был готов). Немцы набрали сена и ушли, но вижу и слышу, что опять идут к копне. Набрали, ушли. К моему счастью всё обошлось и на этот раз хорошо. Сено они носили в окопы. Я в некоторой тревоге долежал до темноты, вылез из копны, напился воды из лужи, пшеницу доел и решил ждать утра в копне.

На шестой день, рано утром, слышу громкий разговор и даже крик с русским забористым матом. Увидел большую группу вооружённых людей, бегом двигающихся мимо моей копны на запад. В это время я увидел на железнодорожной насыпи, которая была слева рядом, людей в полный рост, чего не видел в прошлый день. Я встретил нашего капитана пехоты, он был командиром полка Тульских рабочих. Это было 15 августа 1943 года. Всего от города Карачев я отошёл 7 км. Ночь с 15 на 16 августа я провёл на каком-то нашем сборном пункте, где ночью слышал, как жёстко допрашивали захваченных старост, что были при немцах.

Утром, получив мешочек с сухарями и банку тушёнки, попутной машиной я добрался до Орла, в семи километрах к югу от которого был тот полевой аэродром, с которого мы взлетели 9 августа 1943 года.

В Орле я встретил военного в авиационной форме и обрадовался. Но это оказался работник СМЕРШа, и началась моя проверка. В городе жителей почти не было. Военные никак не верили мне, что я лётчик с аэродрома у железнодорожной станции Стишь. Они трижды водили меня за сараи на мусорные бугры, а вот зачем? До сих пор задаю себе этот вопрос и не могу однозначно ответить. Всегда во время этих «допросов» военные (а их было четверо) по очереди добивались, чтобы я назвал фамилию секретаря моей комсомольской организации. (Ну кто её, эту фамилию, да ещё в такой обстановке будет помнить?). Комсомольский билет во всей этой непростой обстановке был со мною, и я его, конечно, этой строгой «гвардии» предъявил. Терпение моё кончилось часа через три, и я в достаточно резкой форме их непонятным мне поведением, сказав, что наш аэродром всего в семи километрах у железнодорожной станции Стишь (д.Михайловка). Мол, проверьте, и если это не так, то делайте со мною, что хотите. После того, как я это сказал, меня оставили одного в пустой комнате. Просидел я полчаса, пришёл другой незнакомый мне человек и сказал, чтобы я забрал свой мешок с сухарями и ждал отправления машины, на которой было обещано подвезти меня в направлении станции Стишь. Время было послеобеденное, и мы поехали. Выехали за город, машина остановилась. Вокруг – ни души. Мне сказали, чтобы я слез с машины, и показали направление, куда нужно идти. Слез с машины и пошёл в указанном направлении, дав себе команду не оглядываться. Мысли были разные, даже самые тревожные, но что было делать. Спустя некоторое время я оглянулся: машина была уже далеко, и мне ничего не грозило. Вздохнув облегчённо, я ускорил шаг в нужном мне направлении. Вскоре меня догнала грузовая машина, на которой я и доехал да того места, где был наш аэродром. К моему счастью в это время отходила последняя автомашина на новое место базирования нашего 387 НБАП. К вечеру того же дня я в кругу однополчан рассказывал о нашей общей беде.

Мне дали месячный отпуск при части. Дней через десять Карачев был освобождён, и мы в составе группы во главе с инженером полка, прихватив с собой самолётный формуляр, поехали в город. Там без труда отыскал я свой самолёт, вернее, то, что от него осталось (самолёт сгорел). По номеру двигателя, сличив его с формулярным, убедились, что это наш самолёт.

О моём командире лейтенанте Павле Роденко я узнал лишь в 1946 году. Его в ту ночь встретил один старик и взял к себе, спрятав в подвале, а староста узнал и выдал немцам, которые затем расстреляли лейтенанта. Ему был поставлен памятник после прихода наших войск в город Карачев.

разгарнуць » / « згарнуць

Бригада "Разгром" (фармат файла.doc - памер ) спампаваць / паглядзець
Вспомним всех поименно (фармат файла.doc - памер ) спампаваць / паглядзець

Раздзелы сайта

ОЧЕРК «ДЕТИ МИРА О ДЕТЯХ ВОЙНЫ»

ЦИКЛ ТЕКСТОВ ПЕСЕН «ПОМНИ О ВОЙНЕ!»

ОЧЕРК «Я О ВАС НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ»

ДОЛГИЕ ВЁРСТЫ ВОЙНЫ

ШЕСТЬ ДНЕЙ ВОЙНЫ